Неточные совпадения
Опершись на плотину, Ленский
Давно нетерпеливо ждал;
Меж тем, механик деревенский,
Зарецкий жернов осуждал.
Идет Онегин с извиненьем.
«Но где же, — молвил с изумленьем
Зарецкий, — где ваш секундант?»
В дуэлях классик и педант,
Любил методу он из чувства,
И человека растянуть
Он позволял — не как-нибудь,
Но в строгих
правилах искусства,
По всем преданьям старины
(Что похвалить мы в нем должны).
Толчки ветра и людей раздражали его. Варвара мешала, нагибаясь,
поправляя юбку, она сбивалась с ноги, потом, подпрыгивая, чтоб
идти в ногу с ним, снова путалась в юбке. Клим находил, что Спивак
идет деревянно, как солдат, и слишком высоко держит голову, точно она гордится тем, что у нее умер муж. И шагала она, как
по канату, заботливо или опасливо соблюдая прямую линию. Айно
шла за гробом тоже не склоняя голову, но она
шла лучше.
Бальзаминов. Сколько бы я ни прослужил: ведь у меня так же время-то
идет, зато офицер. А теперь что я? Чин у меня маленький, притом же я человек робкий, живем мы в стороне необразованной, шутки здесь всё такие неприличные, да и насмешки… А вы только представьте, маменька: вдруг я офицер,
иду по улице смело; уж тогда смело буду ходить; вдруг вижу — сидит барышня у окна, я
поправляю усы…
Надежда Васильевна видела, что от Верочки ничего не добьется, и
пошла по коридору. Верочка несколько мгновений смотрела ей вслед, потом быстро ее догнала,
поправила по пути платье и, обхватив сестру руками сзади, прильнула безмолвно губами к ее шее.
— Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы все кинул. Покаюсь:
пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь буду молиться Богу. Не только скоромного, не возьму рыбы в рот! не постелю одежды, когда стану спать! и все буду молиться, все молиться! И когда не снимет с меня милосердие Божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь
по шею в землю или замуруюсь в каменную стену; не возьму ни пищи, ни пития и умру; а все добро свое отдам чернецам, чтобы сорок дней и сорок ночей
правили по мне панихиду.
Когда Петр Елисеич пришел в девять часов утра посмотреть фабрику, привычная работа кипела ключом. Ястребок встретил его в доменном корпусе и провел
по остальным. В кричном уже
шла работа, в кузнице, в слесарной, а в других только еще шуровали печи, смазывали машины, чинили и
поправляли. Под ногами уже хрустела фабричная «треска», то есть крупинки шлака и осыпавшееся с криц и полос железо — сор.
Он, например, очень хорошо знал, что кучер Петр мастерски ездит и
правит лошадьми; Кирьян, хоть расторопен и усерден, но плут: если
пошлют в город, то уж, наверно, мест в пять заедет
по своим делам.
— Adieu! — сказал он жене и,
поправив окончательно хохолок своих волос,
пошел блистать
по Невскому.
Они
шли с Николаем
по разным сторонам улицы, и матери было смешно и приятно видеть, как Весовщиков тяжело шагал, опустив голову и путаясь ногами в длинных полах рыжего пальто, и как он
поправлял шляпу, сползавшую ему на нос.
— Ну, да и это хорошо; ты меня не поймешь, — и я
пошел к себе на верх, сказав St.-Jérôme’у, что
иду заниматься, но, собственно, с тем, чтобы до исповеди, до которой оставалось часа полтора, написать себе на всю жизнь расписание своих обязанностей и занятий, изложить на бумаге цель своей жизни и
правила,
по которым всегда уже, не отступая, действовать.
Он и на эту войну
пошел бы без колебаний, но его не позвали, а у него всегда было великое
по скромности
правило: «Не лезь на смерть, пока тебя не позовут».
Вы можете себе представить, сколько разных дел прошло в продолжение сорока пяти лет через его руки, и никогда никакое дело не вывело Осипа Евсеича из себя, не привело в негодование, не лишило веселого расположения духа; он отроду не переходил мысленно от делопроизводства на бумаге к действительному существованию обстоятельств и лиц; он на дела смотрел как-то отвлеченно, как на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов, в известном порядке расположенных и
по известным
правилам разросшихся; продолжая дело в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он имел в виду, само собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал дело у себя как удобнее было: справкой в Красноярске, которая не могла ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он любил всего больше — пересылкою дела в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал
по тем же
правилам этот гранпасьянс; он до того был беспристрастен, что вовсе не думал, например, что могут быть лица, которые
пойдут по миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна быть слепа…
Как только
пошел разговор про новые
правила, что будут нас сокращать, я, опасаясь злых клевет и наветов, все сижу дома, — а
по осени вдруг меня и вызывают к преосвященному.
— Нет, ты постой, что дальше-то будет. Я говорю: да он, опричь того, ваше превосходительство, и с норовом независимым, а это ведь, мол, на службе не годится. «Как, что за вздор? отчего не годится?» — «Правило-де такое китайского философа Конфуция есть, по-китайски оно так читается: „чин чина почитай“». — «Вздор это чинопочитание! — кричит. — Это-то все у нас и портит»… Слышишь ты?.. Ей-богу: так и говорит, что «это вздор»… Ты
иди к нему, сделай милость, завтра, а то он весь исхудает.
— Гордей Евстратыч собирается себе дом строить, — рассказывала Татьяна Власьевна, — да все еще ждет, как жилка
пойдет. Сначала-то он старый-то, в котором теперь живем, хотел
поправлять, только подумал-подумал и оставил. Не
поправить его по-настоящему, отец Крискент. Да и то сказать, ведь сыновья женатые, детки у них; того и гляди, тесно покажется — вот он и думает новый домик поставить.
Шел легкий снежок, мороз быстро спадал, ямщик лихо
правил тройкой, которая быстро неслась
по избитой ступеньками широкой дороге, обгоняя попадавшиеся обозы.
Кукушкина. Эх, Аким Акимыч, женится — переменится. А не знать всего этого я не могла, я не такая мать, без оглядки ничего не сделаю. У меня такое
правило: как только повадился к нам молодой человек, так и
пошлю кого-нибудь узнать про него всю подноготную или сама от сторонних людей разведаю. Все эти глупости в нем, по-моему, происходят от холостой жизни. Вот как женится, да мы на него насядем, так и с дядей помирится, и служить будет хорошо.
Вот смотрите — хотят отнять у царя его божественную силу и волю
править страною
по указанию свыше, хотят выборы устроить в народе, чтобы народ
послал к царю своих людей и чтобы эти люди законы издавали, сокращая власть царёву.
Львов (ходит
по сцене). Анна Петровна, возьмите себе за
правило: как только бьет шесть часов, вы должны
идти в комнаты и не выходить до самого утра. Вечерняя сырость вредна вам.
О вольтерианцах бабушка не полагала никакого своего мнения, потому что неверующие,
по ее понятиям, были люди, «у которых смысл жизни потерян», но и масонов она не жаловала, с той точки зрения, чего-де они всё секретничают? Если они любовь к ближнему имеют, так это дело не запретное: вынь из кармана, подай да
иди с богом своею дорогой — вот было ее нехитрое
правило.
Должно упомянуть, что за неделю до нашего отъезда была пущена в ход новая мельница. Увы, оправдались сомнения Болтуненка и других: вода точно
шла тише
по обводному каналу и не поднимала шести поставов; даже на два молола несравненно тише прежнего. Отец мой, разочарованный в искусстве Краснова, прогнал его и поручил хоть кое-как
поправить дело старому мельнику.
— И кого удивить вздумали? — говаривал он, чуть не фыркая от негодования, — право! Старичок, конечно, погорячился, поспешил, ну, и попал впросак; теперь, конечно, самолюбие его пострадало, беду теперь
поправить нельзя. Подождать бы денька два, и все бы как
по маслу
пошло; вы бы теперь не сидели на сухоедении, и я бы остался чем был! То-то и есть: длинен у баб волос… а ум короток! Ну, да ладно; я свое возьму, и тот голубчик (он намекал на Мишеля) меня не забудет!
Он
пошел по другой дороге и в своей недолгой литературной деятельности выразил такое умозаключение: «Вы боитесь изображать просто природу и жизнь, чтобы не нарушить требований искусства; но у древних вы признаете соблюдение
правил искусства, смотрите же, я буду вам изображать жизнь и природу на манер древних.
Во время его отсутствия все
шло дурно, и
по возвращении из Москвы ему надобно было особенно много трудиться, чтобы все
поправить и устроить.
Дали ему весь нужный припас: флаг зеленый, флаг красный, фонари, рожок, молот, ключ — гайки подвинчивать, лом, лопату, метел, болтов, костылей; дали две книжечки с
правилами и расписание поездов. Первое время Семен ночи не спал, все расписание твердил; поезд еще через два часа
пойдет, а он обойдет свой участок, сядет на лавочку у будки и все смотрит и слушает, не дрожат ли рельсы, не шумит ли поезд. Вытвердил он наизусть и
правила; хоть и плохо читал,
по складам, а все-таки вытвердил.
— Наплевать. Сойдет.
Пойду по суфлеру. Не впервой. Публика все равно ничего не понимает. Публика — дура. С моим именем у него все выходили нелады. Он никак не мог выговорить — Тигеллин, а звал меня то Тигелинием, то Тинегилом. Каждый раз, когда его
поправляли, он рявкал...
Желая расположить мое сочинение
по всем квинтиллиановским
правилам, с соблюдением законов хрии, я, обдумывая его,
пошел по дороге,
шел,
шел и, не замечая того, очутился в лесу; так как я взошел в него без внимания, то и не удивительно, что потерял дорогу, искал, искал и еще более терялся в лесу; вдруг слышу знакомый лай Левкиной собаки; я
пошел в ту сторону, откуда он раздавался, и вскоре был встречен Шариком; шагах в пятнадцати от него, под большим деревом, спал Левка.
Корней рассказал матери,
по какому делу заехал, и, вспомнив про Кузьму,
пошел вынести ему деньги. Только он отворил дверь в сени, как прямо перед собой он увидал у двери на двор Марфу и Евстигнея. Они близко стояли друг от друга, и она говорила что-то. Увидав Корнея, Евстигней шмыгнул во двор, а Марфа подошла к самовару,
поправляя гудевшую над ним трубу.
— Коли на то
пошло, я тебе, друг, и побольше скажу, — продолжала Манефа. — Достоверно я знаю, что Коряга на мзде поставлен. А
по правилам, такой поп и епископ, что ставил его, извержению подлежат, от общения да отречутся. Так ли, Василий Борисыч?
Манефа, напившись чайку с изюмом, — была великая постница, сахар почитала скоромным и сроду не употребляла его, — отправилась в свою комнату и там стала расспрашивать Евпраксию о порядках в братнином доме: усердно ли Богу молятся, сторого ли посты соблюдают,
по скольку кафизм в день она прочитывает; каждый ли праздник службу
правят, приходят ли на службу сторонние, а затем свела речь на то, что у них в скиту большое расстройство
идет из-за епископа Софрония, а другие считают новых архиереев обли́ванцами и слышать про них не хотят.
Возвращались другою дорогой.
Шли темным дремучим лесом
по узким тропинкам,
по сгнившим наполовину кладкам. На могилах пустынника Илии и прозорливой матери Феклы пели каноны. Смирившаяся Аркадия не препятствовала Иосифу «
править службу». Галицкий дворянин был очень этим доволен.
— Так долго ли было до греха, доктор? — продолжал капитан. — И у нас
по борту прошло судно… Помните, Степан Ильич? Если бы мы не услышали вовремя колокола… какая-нибудь минута разницы, не успей мы крикнуть рулевым положить руль на борт, было бы столкновение…
Правила предписывают в таком тумане
идти самым тихим ходом… А я между тем
шел самым полным… Как видите, полный состав преступления с известной точки зрения.
Кому завязанное ремнем ружьишко
поправил, кому другою какою угодой угодил, а наипаче баб обласкал своим досужеством: той замок в скрыне справил, той фольгой всю божницу расцветил, той старую прялку так наладил, что она так и гремит его
славу по всему селу.
Затем во все то время, как сестра его портила,
поправляла, и опять портила, и снова
поправляла свое общественное положение, он поднимался
по службе, схоронил мать и отца, благословивших его у своего гроба; женился на состоятельной девушке из хорошей семьи и, метя в сладких мечтах со временем в министры,
шел верною дорогой новейших карьеристов, то есть заседал в двадцати комитетах, отличался искусством слагать фразы и блистал проповедью прогресса и гуманности, доводящею до сонной одури.
«Какая мерзость! Нет-с; какая неслыханная мерзость! — думал он. — Какая каторжная, наглая смелость и какой расчет! Он
шел убить человека при двух свидетелях и не боялся, да и нечего ему было бояться. Чем я докажу, что он убил его как злодей, а не
по правилам дуэли? Да первый же Висленев скажет, что я вру! А к этому же всему еще эта чертова ложь, будто я с Евангелом возмущал его крестьян. Какой я свидетель? Мне никто не поверит!»
Она была замечательно неспокойна и при появлении Ропшина окинула его тревожным взглядом. Глафира уже чувствовала полный страх пред этим человеком, а
по развившейся в ней крайней подозрительности не могла успокоить себя, что он не
пойдет с отчаянья и не начнет как-нибудь
поправлять свое положение полной откровенностью пред ее мужем.
Захотелось ему войти в калитку, совсем по-детски потянуло туда, на дворик, с погребицей в глубине и навесом и с крылечком налево, где, бывало, старуха сидит и разматывает «тальки» суровой пряжи. Он тут же, за книжкой…
По утрам он ходил к «земскому» и знал уже четыре
правила. Из сарайчика
идет запах серы, к которому все давно привыкли.
Машенька
поправила прическу, утерлась мокрым полотенцем и
пошла в столовую. Там уже начали обедать… За одним концом стола сидела Федосья Васильевна, важная, с тупым, серьезным лицом, за другим — Николай Сергеич.
По сторонам сидели гости и дети. Обедать подавали два лакея во фраках и белых перчатках. Все знали, что в доме переполох, что хозяйка в горе, и молчали. Слышны были только жеванье и стук ложек о тарелки.
Его точно тянуло в Кремль. Он поднялся через Никольские ворота, заметил, что внутри их немного
поправили штукатурку, взял вдоль арсенала, начал считать пушки и остановился перед медной доской за стеклом, где по-французски говорится, когда все эти пушки взяты у великой армии. Вдруг его кольнуло. Он даже покраснел. Неужели Москва так засосала и его? От дворца
шло семейство, то самое, что завтракало в «Славянском базаре». Дети раскисли. Отец кричал, весь красный, обращаясь к жене...
Уселся он перед зеркалом, намылил я ему подбородок, стал
править бритву, да и взгляни в окно, — а окна-то из кабинета на двор выходили, — а
по двору-то Анютка
идет, пышная такая, важная, и ключами помахивает.
Карта Жучка
пошла и взяла сто рублей. Он поставил ее на транспорт, загнув
по правилам игры. Взяла.
Позвали к барину брить. Уселся Петр Александрович перед зеркалом. Намылил ему Пахомыч подбородок, стал
править бритву, да и взгляни в окно — а окно-то кабинета на двор выходило — а
по двору-то Аннушка
идет, пышная такая, важная и ключами помахивает.
Нам нужен не идеал, а
правило, руководство, которое было бы
по нашим силам,
по среднему уровню нравственных сил нашего общества: церковный честный брак или хоть даже не совсем честный брак, при котором один из брачующихся, как у нас, мужчина, уже сходился со многими женщинами, или хотя бы брак с возможностью развода, или хотя бы гражданский, или (
идя по тому же пути) хотя бы японский на срок, — почему же не дойти и до домов терпимости?»
По твоим
правилам можно
идти, не опускаясь ниже черты отмеренной, и быть весьма злым и недобрым, и ты за сие не накажешь, ибо закон твой законную жестокость терпит и обстаивает, а мой судья — совесть и за незримое, и за оправдимое тобою карает.
А за то, что Перегуд знал такой хороший закон, какого другие не знали, добрые люди его «поважали, а злодии трепетали», а оттого ему пришли разом великая польза и превеличайший вред, ибо он, с одной стороны, надеялся, что скоро после сего мог бы
по сим
правилам всем руководить и
править даже до века, а с другой, его настиг злой рок в том, что,
по выводе всех конокрадов, он впал в искушение, и в душе его зародилась ненасытная жажда
славы и честолюбия.
И видит: оставшись в манатейке и в келейной камилавке, хотя и был истомлен трудным путем, непогодой, на великое ночное
правило старец остановился, читает положенные
по уставу молитвы. Час
идет, другой, третий… Гришу сон клонит, а старец стоит на молитве!.. Заснул келейник, проснулся, к щелке тотчас — старец все еще на
правиле стоит.
Но и то бы еще ничего, як бы дело
шло по-старому и следствие бы мог производить я сам
по «Чину явления», но теперь это
правили уже особливые следователи, и той, которому это дело досталось, не хотел меня слушать, чтобы арестовать зараз всех подозрительных людей.
По обеде все
по кельям
И как будто от безделья
Правило несем.
Тогда с горя и досады
Поискать
пойдешь отрады —
Во деревню, за лесок…
В полчаса весь город узнал. Ни единой живой души, ни единого звука, ровно чума прошла, ровно вымер Чубаров… Спит, плотно пообедавши, Медвежий Угол. Из города, спящего сном временным,
пошел я в город спящих непробудным сном. Там, средь простых крестов и голубцов, виднелись кое-где каменные памятники да обитые жестью столбики, строенные
по правилам доморощенного зодчества… Читаю надгробные надписи. Кроме изречений из Священного Писания, встречаются другие.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны.
Правилами игры
по предложению Ростова было то, чтобы тот, кто будет королем, имел бы право поцаловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом,
шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.